Эта глава получилась очень крутой 😎
Глава пятая. В которой Шип показывает Зиму, а Дружба побеждает Время
Зловещий звук — ДЗ-З-З-ИНЬ! — замер в воздухе «Грибара», звеня в самых его деревянных прожилках. Ягурка выпрямилась, держа в костлявых пальцах свой артефакт.
Снежный Шип был прекрасен и страшен. Это была не простая сосулька, а будто выточенная из самого сердца полярной ночи. Длинная, идеально ровная, она была абсолютно прозрачна, и лишь в самой её глубине, вдоль острия, пульсировали и переливались злые, холодные огоньки — крошечные северные сияния, пойманные и замороженные. От неё веяло не просто холодом, а тишиной. Тишиной такой всепоглощающей, в которой замирает даже эхо.
— Довольно болтать! — прошипела Ягурка. Её глаза, узкие, как щелочки во льду, сверкнули торжеством. — Вы хотели увидеть моё королевство? Увидите!
Она не стала целиться ни в кого из гостей. Вместо этого с коротким, леденящим криком она изо всех сил вонзила Снежный Шип в самый центр пола «Грибара», туда, где под мостиком тихо журчал ручеёк.
Раздался звук, будто треснуло огромное зеркало. КР-Р-РАК!
Но пол не раскололся. От острия Шипа во все стороны мгновенно побежали не трещины, а причудливые, сверкающие ледяные узоры. Они стремительно расползались по дереву, по стенам, по потолку, смыкаясь в единую, гигантскую, прозрачную ледяную сферу прямо в центре зала. Это был не портал в привычном смысле. Это был проектор вечной стужи.
Внутри этой ледяной сферы, как на гигантском экране, замерцало и проявилось изображение.
Великая Зима.
Они узнавали свой мир. Тот же лес, те же холмы. Но всё было сковано толстым, синеватым, непрозрачным льдом. Деревья стояли как стеклянные скульптуры. Небо было затянуто матово-белой пеленой, сквозь которую тускло светило бледное, лишённое тепла солнце-призрак. А там, где на карте Запонки светились золотые нити порталов, здесь торчали чёрные, угрюмые ледяные глыбы, похожие на надгробия. Всё было неподвижно. Безмолвно. Безжизненно.
— Моя мечта, — с болезненным восторгом прошептала Ягурка. — Порядок. Тишина. Никакой суеты, никаких глупых путешествий, никаких… чаепитий.
Волк, Заяц и все остальные невольно подошли ближе, заворожённые ужасной картиной.
— Смотрите, — тихо сказала Баба Яга, тыча пальцем в ледяной экран. — Вон избушка моя… И курьи ножки вмёрзли в лёд.
— И «Грибар», — сдавленно протрубил Жираф Йося, пытаясь разглядеть в ледяной массе очертания родного гриба. Его длинная шея бессильно опустилась. — Погасли все фонарики…
Но самое страшное ждало впереди. Взгляд Волка выхватил вдалеке, среди ледяных сугробов, знакомую одинокую фигуру в чёрной косухе и полосатом шарфе. Это был он сам. Тот Волк, каким он был вчера вечером: сгорбленный, продрогший, с носом, красным от холода. Он брел по метели, спотыкался, отчаянно потирал уши. Картина была до боли знакома.
Волк замер, чувствуя, как по спине пробегает холодок, пострашнее любого мороза.
Его ледяной двойник дошёл до знакомой двери с освещённым окошком — двери заячьего дома. Он поднял лапу, чтобы постучать. Сердце настоящего Волка ёкнуло от надежды. Но в тот миг, когда костяшки пальцев должны были коснуться дерева, всё изображение дрогнуло и отмоталось назад. Снежная буря налетела снова, следы на снегу исчезли, и замёрзший Волк снова оказался вдалеке, чтобы снова начать свой безнадёжный путь к двери, которая никогда не откроется по-настоящему.
— Нет… — вырвалось у настоящего Волка. Он понял. Это была не просто картина. Это была ловушка для души. Вечное возвращение к моменту самого глубокого одиночества и отчаяния, без надежды на спасение. Бесконечный, беспросветный круг.
— Ой, беда-беда, — простонала их Баба Яга, закрывая лицо руками.
Тихий, бархатистый голос Ламантина прозвучал в наступившей тишине, как удар колокола:
—Худший холод, друзья мои, — не тот, что сковывает реки, а тот, что замораживает само время. Он крадёт не тепло тела, а тепло надежды. Он заставляет сердце биться вхолостую, проживая один и тот же печальный миг снова, и снова, и снова…
Маша, которая до этого с интересом разглядывала ледяные узоры, теперь притихла и крепко ухватилась за шарф Волка на своей шее. Она смотрела на ледяного Волка, и её глазёнки стали большими и серьёзными.
Ягурка торжествующе засмеялась, её скрипучий смех раскалывал тишину:
—Вот он, идеальный порядок! Никаких перемен! Ваши «искры», ваша «дружба» — всё это растает, как прошлогодний снег! Вы все станете частью этой картины! Навеки!
И тогда Волк зарычал. Но это был не рык злости или охотничьего азарта. Это был рык боли, отчаяния и яростного, непокорного неприятия этой судьбы. Он видел не просто картинку. Он видел самую страшную версию себя — одинокого, отвергнутого, обречённого.
— НЕТ! — заревел он так, что с потолка «Грибара» посыпалась искрящаяся пыльца волшебных грибов. — ЭТОГО НЕ БУДЕТ!
Он бросился вперёд. Но не на Ягурку. Он бросился к ледяной сфере, к своему собственному застывшему отражению.
— Волк, нет! — крикнул Заяц, но было поздно.
Волк изо всей силы ударил лапой по гладкой, холодной поверхности. Удар отдался болью в кости, но лёд лишь чуть дрогнул. На экране его ледяной двойник, будто почувствовав удар, на миг остановился и поднял голову. Их взгляды встретились — взгляд живого, полного ярости и боли, и взгляд застывшего в вечном ожидании.
— Я НЕ ТЫ! — крикнул Волк своему отражению и снова ударил. — Я НЕ ОСТАНУСЬ ТАМ!
Ягурка хохотала, видя его тщетные попытки. Она уже праздновала победу. Но она не учла одного.
Заяц сжал в кармане тёплую искру Дружбы. Он видел не просто Волка, ломающего лёд. Он видел друга, который борется с самым страшным своим кошмаром. И он не мог остаться в стороне.
— Волк! Я с тобой! — крикнул Заяц и бросился к нему.
Он не стал бить по льду. Он встал рядом с Волком, положил свою маленькую лапку на его дрожащую от напряжения спину и прижал к ледяной стене Лунную Запонку. Три искры — Смелости, Доброты и Дружбы — вспыхнули в них одновременно ярче, чем когда-либо.
В тот же миг в ледяной сфере, прямо в груди у застывшего Волка-двойника, вспыхнула крошечная, но яростная золотая точка. Он словно вздрогнул. А в его ледяной руке, которую он поднимал, чтобы снова постучать, вдруг проступил контур… Снежного Шипа. Того самого, что держала настоящая Ягурка. В зеркальном мире он был у неё.
Настоящий Волк это увидел. Инстинкт, смешанный с отчаянием и внезапной догадкой, сработал молниеносно. Он не думал. Он протянул лапу к ледяной поверхности — не чтобы ударить, а чтобы схватить. И острая, холодная грань мира «Великой Зимы»… подалась. Его лапа прошла сквозь неё, как сквозь густой, ледяной туман.
— Что ты делаешь?! — завизжала Ягурка, но было поздно.
Лапа Волка сомкнулась внутри ледяного экрана вокруг призрачного контура Шипа в руке у ледяной Ягурки-двойника. И с мощным рывком он вырвал его на себя.
Раздался звук, похожий на звон миллиона бьющихся хрустальных бокалов. ТРР-Р-Р-РЫНЬ!
Ледяная сфера затрещала и начала рассыпаться. Но она рассыпалась не просто так. Мир внутри неё стал стремительно меняться, но в обратную сторону. Было ощущение, что кто-то нажал кнопку перемотки киноплёнки назад.
Они увидели, как: Ледяной Волк у двери отшатнулся, дверь закрылась, и он пошёл задом наперёд по своим следам в метель.
Чёрные ледяные глыбы-порталы оттаивали, превращаясь снова в золотые нити.
Солнце-призрак набрало цвет и тепло.
Сама «Великая Зима» сжалась, превратилась в синюю точку и…
ПШ-Ш-ШУХ!
…исчезла вместе с треснувшим Снежным Шипом, который теперь лежал у ног Волка, стремительно тая и превращаясь в лужу холодной, чистой воды. От него осталась лишь маленькая, красивая льдинка в форме звёздочки.
Обратная перемотка не остановилась. Она подхватила и их самих. Мир вокруг завертелся.
Их выдернуло из «Грибара» сквозь золотистый вихрь портала. Они промчались, как по туннелю из света:
Вернулись в котельную. Печь мирно потрескивала, иней на ней растаял, а девочки в розовом там и не было — она уже благополучно убежала домой.
Промелькнули над катком. Лёд блестел под солнцем, катались обычные люди. Никакой Яги на помеле.
И наконец, с мягким тук они оказались снова в торговом центре «Мечта», а затем, через последнюю вспышку в декоративном камине фаст-фуда, — в уютной, тёплой, целой и невредимой заячьей норке.
Тишина. Только часы тикали. В камине потрескивали дрова. На столе стоял недопитый чай и лежали их рисунки. Всё было точно так, как они оставили. Только на полу около камина лежала маленькая звёздочка-льдинка от Снежного Шипа и светилась, уже не зловеще, а просто красиво, рядом с Лунной Запонкой.
Ягурка, очутившись здесь, съёжилась и смотрела по сторонам испуганно. Её спесь и злоба, казалось, вымерзли в том ледяном зеркале. Их Баба Яга тут же схватила её за рукав.
— Всё, сестрица, — строго сказала она, но в голосе слышалась усталость, а не злость. — Хватит хулиганить. Пойдём-ка ты со мной. Будешь до Нового года целебные чаи для всех варить, грехи замаливать.
И, кивнув на прощание Волку и Зайцу, она вывела притихшую Ягурку в дверь, которая на этот раз открылась и закрылась самым обычным образом.
Волк и Заяц остались вдвоём. Они молча сели у камина. Волк осторожно потрогал свою лапу — ту самую, что прошла сквозь ледяное зеркало. Она была цела.
— Ты… ты видел это? — тихо спросил он Зайца.
—Видел, — кивнул Заяц. — Но это не про нас. Это про того, кем ты мог бы стать, если бы… если бы я тогда не открыл дверь.
Волк сгрёб в охапку весь чайник и две кружки и понёс к камину.
—Давай ещё чаю, — буркнул он. — А то что-то… продрог.
Они сидели, пили чай и смотрели, как за окном окончательно стемнело и в окнах соседних домов одна за другой стали зажигаться гирлянды — жёлтые, зелёные, красные. На столе лежала открытка, которую Маша успела нарисовать в «Грибаре» на обороте меню. Там были кривоватые, но узнаваемые фигурки: высокий жираф, улыбающийся ламантин, заяц, волк и девочка в розовом. И подпись: «Спасибо! Вы самые лучшие! Маша».
Волк посмотрел на открытку, потом на Зайца, и на его длинной волчьей морде расплылась медленная, немного смущённая, но самая настоящая улыбка.
—Ну что, партнёр, — сказал он. — Новый год, кажись, мы с тобой уже встретили. И даже ёлку нарядили — ледяную такую.
Заяц рассмеялся. Им было тепло, спокойно и очень хорошо вместе. Они отстояли не просто порталы. Они отстояли право на перемены, на встречи, на чай у камина и на то, чтобы каждый новый день был не похож на предыдущий.
А где-то далеко, в тёплых водах волшебного измерения, мудрый Ламантин, попивая свой грибной эль, улыбнулся. Ему почудился знакомый голос камина, доносившийся сквозь миры, или просто родилась новая мысль. Он прошептал её в пузырьки, уплывающие к поверхности:
—А ведь и правда… Самый прочный портал во всей вселенной — это дверь, которую открывают друг для друга два сердца. И его не заморозить уже ни одной зиме на свете.
Снаружи пошёл снег. Крупный, пушистый, новогодний. И в каждом его кристаллике, казалось, отражался свет Лунной Запонки — тёплый, живой и полный надежды на новые, совсем не страшные, а самые что ни на есть добрые приключения.